Банк заданий ЕГЭ по литературе

– Как это вы успели меня узнать так скоро? Я, во-первых, нетерпелива и настойчива, спросите лучше Катю; а во-вторых, я очень легко увлекаюсь. Базаров поглядел на Анну Сергеевну. – Может быть, вам лучше знать. Итак, вам угодно спорить, – извольте. Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем альбоме, а вы мне заметили, что это меня занять не может. Вы это сказали оттого, что не предполагаете во мне художественного смысла, – да, во мне действительно его нет; но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации гор, например. – Извините; как геолог вы скорее к книге прибегнете, к специальному сочинению, а не к рисунку. – Рисунок наглядно представит мне то, что в книге изложено на целых десяти страницах. Анна Сергеевна помолчала. – И так-таки у вас ни капельки художественного смысла нет? – промолвила она, облокотясь на стол и этим самым движением приблизив своё лицо к Базарову. – Как же вы это без него обходитесь? – А на что он нужен, позвольте спросить? – Да хоть на то, чтоб уметь узнавать и изучать людей. Базаров усмехнулся. – Во-первых, на это существует жизненный опыт; а, во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезёнка, сердце, лёгкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною берёзой. Катя, которая, не спеша, подбирала цветок к цветку, с недоумением подняла глаза на Базарова – и, встретив его быстрый и небрежный взгляд, вспыхнула вся до ушей. Анна Сергеевна покачала головой. – Деревья в лесу, – повторила она. – Стало быть, по-вашему, нет разницы между глупым и умным человеком, между добрым и злым? – Нет, есть: как между больным и здоровым. Лёгкие у чахоточного не в том положении, как у нас с вами, хоть устроены одинаково. Мы приблизительно знаем, отчего происходят телесные недуги; а нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не будет. Базаров говорил всё это с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне всё едино!» (И.С. Тургенев, «Отцы и дети»)

– Как это вы успели меня узнать так скоро? Я, во-первых, нетерпелива и настойчива, спросите лучше Катю; а во-вторых, я очень легко увлекаюсь. Базаров поглядел на Анну Сергеевну. – Может быть, вам лучше знать. Итак, вам угодно спорить, – извольте. Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем альбоме, а вы мне заметили, что это меня занять не может. Вы это сказали оттого, что не предполагаете во мне художественного смысла, – да, во мне действительно его нет; но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации гор, например. – Извините; как геолог вы скорее к книге прибегнете, к специальному сочинению, а не к рисунку. – Рисунок наглядно представит мне то, что в книге изложено на целых десяти страницах. Анна Сергеевна помолчала. – И так-таки у вас ни капельки художественного смысла нет? – промолвила она, облокотясь на стол и этим самым движением приблизив своё лицо к Базарову. – Как же вы это без него обходитесь? – А на что он нужен, позвольте спросить? – Да хоть на то, чтоб уметь узнавать и изучать людей. Базаров усмехнулся. – Во-первых, на это существует жизненный опыт; а, во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезёнка, сердце, лёгкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною берёзой. Катя, которая, не спеша, подбирала цветок к цветку, с недоумением подняла глаза на Базарова – и, встретив его быстрый и небрежный взгляд, вспыхнула вся до ушей. Анна Сергеевна покачала головой. – Деревья в лесу, – повторила она. – Стало быть, по-вашему, нет разницы между глупым и умным человеком, между добрым и злым? – Нет, есть: как между больным и здоровым. Лёгкие у чахоточного не в том положении, как у нас с вами, хоть устроены одинаково. Мы приблизительно знаем, отчего происходят телесные недуги; а нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом. Исправьте общество, и болезней не будет. Базаров говорил всё это с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне всё едино!» (И.С. Тургенев, «Отцы и дети»)

РОМАНС Не предвкушай счастливых дней, преподнесённых небесами. Омыты горькими слезами, они взойдут в душе твоей. И времечко не то, и свечка оплыла. Из всяких громких слов рубахи не сошьёшь. Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила, ведь я и сам живу, покуда ты живёшь. Не жди безоблачной любви, и громогласной и безгрешной: она ведь не простор безбрежный, а тайный сговор меж людьми. Любовь то вознесёт, раскинувши крыла, то сгубит ни за грош, а что с неё возьмёшь? Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила, да я и сам живу, покуда ты живёшь. (Б.Ш. Окуджава, 1995)

РОМАНС Не предвкушай счастливых дней, преподнесённых небесами. Омыты горькими слезами, они взойдут в душе твоей. И времечко не то, и свечка оплыла. Из всяких громких слов рубахи не сошьёшь. Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила, ведь я и сам живу, покуда ты живёшь. Не жди безоблачной любви, и громогласной и безгрешной: она ведь не простор безбрежный, а тайный сговор меж людьми. Любовь то вознесёт, раскинувши крыла, то сгубит ни за грош, а что с неё возьмёшь? Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила, да я и сам живу, покуда ты живёшь. (Б.Ш. Окуджава, 1995)

РОМАНС Не предвкушай счастливых дней, преподнесённых небесами. Омыты горькими слезами, они взойдут в душе твоей. И времечко не то, и свечка оплыла. Из всяких громких слов рубахи не сошьёшь. Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила, ведь я и сам живу, покуда ты живёшь. Не жди безоблачной любви, и громогласной и безгрешной: она ведь не простор безбрежный, а тайный сговор меж людьми. Любовь то вознесёт, раскинувши крыла, то сгубит ни за грош, а что с неё возьмёшь? Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила, да я и сам живу, покуда ты живёшь. (Б.Ш. Окуджава, 1995)